Иерусалим и его обитатели. Иерусалимские прогулки - Виленский Лев (Лейб) Вульфович

В 1932 году в Иерусалиме построили первую автобусную станцию. Помещалась она на улице Яффо, в доме номер 46, принадлежащем семье Кукия. Отсюда шли автобусы в Тель-Авив и Беэр-Шеву. Старые «Лейланды», истошно сигналя, медленно выезжали из ворот одноэтажной грязноватой автостанции. Очевидец писал об этом:

«Разве эту развалину можно назвать автостанцией? Грязный внутренний двор малых размеров вмещает в себя не только автобусы, но и авторемонтную мастерскую, где чинят кузова „Лейландов“. Автобусы пытаются проложить себе дорогу среди трупов машин с помощью поистине акробатических трюков, и не менее сложные трюки проделывают несчастные пассажиры с целью добраться до вожделенного транспортного средства… А когда автобус выезжает из „автостанции“, движение по главной артерии города – улице Яффо – перекрывается полностью, чтобы позволить „Лейланду“ проделать свой акробатический номер по дороге в Тель-Авив»

Сегодня от «автостации» тех лет мало что осталось. Само по себе здание на Яффо 46 ничем не напоминает о своей истории. А в бывшем захламленном дворе, где автобусы с трудом пробивали себе дорогу, сегодня находится автостоянка. Если поинтересоваться внутренним видом этого двора, стоит зайти в него со стороны улицы Рав Кук, там где она впадает в улицу Яффо, где стоял когда-то знаменитый английский уличный туалет. Вряд ли любопытный горожанин найдет что-то интересное в запущенной автостоянке, где пахнет немного мочой и лежат летом в тени пара бомжей. А ведь когда-то – до 1959 года – это было одним из самых оживленных мест города.

В 1959 году автобусное сообщение перенесли к площади Биньяней а-Ума у въезда в город. В 1968 году – уже после объединения Иерусалима – там построили новую автобусную станцию. Тогда же произошло объединение кооперативов «Эгед» и «Мекашер». Другие марки автобусов стали перевозить пассажиров, да и пассажиры стали другими. И больше не кричит водитель возмущенной толпе на остановке: «Полный, полный!». А по улице Яффо тихо позвякивает звоночком трамвай. Впрочем, это уже совсем другая история.

Об экстравагантной «княгине» и «доме над супермаркетом»

Жанна Меркус, известная также как Жованка Маркусова, родилась в семье губернатора острова Ява (бывшего тогда голландской колонией) Питера Меркуса. Ей было суждено остаться младшей дочерью – отец скончался в Сурабайе в возрасте 57 лет, когда Жанне исполнилось пять. Вдова Меркуса оставила тропический зной и влажные сумерки Явы и перебралась в Голландию, где прожила совсем недолго, пережив своего покойного супруга лишь на четыре года. Маленькую девятилетнюю Жанну после смерти матери поручили заботам дяди – протестантского священника, человека, прекрасно разбиравшегося в тонкостях Святого Писания, охваченного любовью к пастве и к Отцу Небесному. Эту любовь он сумел передать племяннице, завороженно слушавшей его рассказы и проповеди в церкви.

В возрасте 21 года (по достижению совершеннолетия) молодая энергичная Жанна получила свою долю наследства.

Она не испытывала пристрастия к размеренной богатой жизни аристократов. Ее не притягивал брак с себе подобным – графом ли, английским лордом, русским помещиком в собольей шапке и сворой гончих. Ее тянуло к женщинам. Долгое время прожила Жанна с известной писательницей-феминисткой Катариной Ван-Райс.

В 1869 году Жанна переехала в Париж и поступила в Сорбонский университет. У нее открылся талант к языкам – княгиня свободно говорила на семи языках, включая арабский и этим снискала себе немало друзей (и, заметим в скобках, врагов). Особо стоит отметить ее страстное желание помогать больным, униженным и лишенным средств к существованию, приведшее Жанну в 1871 году на фронт Франко-Прусской войны. Там она работала сестрой милосердия. А на ее деньги во Франции построили несколько госпиталей для бедных. Обостренное, чудовищное чувство справедливости привело Жанну в ряды Парижской Коммуны, где голландская аристократка сражалась плечом к плечу с парижской чернью…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В том же году она отправилась в Рим, где – как и ее тезке Жанне Д’Арк (а, может статься, это была выдуманная ее полубезумным талантом легенда) – ей посчастливилось услышать «глас Божий», сказавший ей одну фразу:

«Жанна, дочь моя, построй мне дом в Иерусалиме!»

Несколько подзабытая и дремавшая в уголке ее сознания неистовая любовь к Богу, усвоенная с речами дядюшки и до поры до времени ушедшая на задний план перед трескучими лозунгами и выстрелами Коммуны, пробудилась в молодой женщине вновь. Жанна села заново изучать Святое Писание, и вот – фраза из Откровения Иоанна Богослова (чье имя перекликалось с ее собственным) неожиданно ярко засияла перед глазами ее:

«И я слышал число запечатленных: запечатленных было сто сорок четыре тысячи из всех колен сынов Израилевых».

(Откровения Иоанна Богослова (Апокалипсис), глава 7, стих 4)

Конец Света приходит – подумалось Жанне – и вот, сто сорок четыре тысячи иудеев должны подняться в Святую Землю. Где же они будут жить, когда турки владычествуют над Иерусалимом? Как исполнится пророчество Иоанна, если Иерусалим пуст, и гол, и является малым селением среди пустынных гор и долин, заросших редким кустарником? Кто построит им дом? Кто обогреет их? Кто даст им пищу земную, и кто умастит раны их елеем и арникою, как не я?

Корабль, привезший Жанну Меркус к пристани города Яффо стал недалеко от берега. Лодочник-араб, мерно взмахивая неуклюжими, хрюкающими в уключинах, веслами, вспарывал носом черной просмоленной лодки светло-зелёную волну яффской бухты. Близкий берег навис над бортом, Жанна легко перепрыгнула через борт на каменные плиты древнего мола. Жаркое солнце поднималось на белыми полуразрушенными домиками города, кричали чайки, гортанно отвечали им арабские и еврейские жители города, чей язык княгиня понимала досконально. Госпожа Меркус оставила свой багаж для перевозки в Иерусалим лошадьми – железной дороги тогда еще не было между Яффским портом и затерянным в горах маленьким обветшалым городом, хранившим былую историю в трещинах полуразрушенных стен. Она шла к нему пешком, к своему Иерусалиму, ставшему для нее избавлением от кошмарных снов. Она шла пешком, как настоящая паломница. Поднималась узкой горной дорогой, по которой когда-то наступало на Город крестоносное воинство. Читала молитвы. Захлебывалась навернувшимися на глаза слезами, продолжала идти.

Год был 1873.

Провинция Аль-Шам, в которой находился древний Город, охватывала тогда земли от Евфрата до пустыни Синайского полуострова. Юг ее был малолюден и дик. Турецкое владычество над Аль-Шамом оставалось номинальным, очень большое значение в жизни этой забытой Богом земли имели местные вожди бедуинских кланов и просто богатые шейхи. Турки запрещали европейцам покупать землю вне стен Старого Города, лишь отдельные участки за заросшей травой стеной, построенной при Сулеймане Великолепном, несли на себе одинокие группы строений. Русское подворье, с его церковью, больницей и странноприимным домом, высилось островком европейской цивилизации недалеко от стен, крест церкви возвышался над Городом и над его куполами. Над крестами, полумесяцами и куполами славной некогда иудейской столицы летали ласточки.

Жанна с огромным трудом выкупила большой участок сухой, покрытой лишайниками и редкими травами, земли к западу от мусульманского кладбища, посреди которого поблескивала зеленоватая квадратная поверхность древнего еврейского водосборника, построенного еще при Хасмонеях. Когда-то вода из него по акведуку питала храмовые скотобойни. Но когда княгиня подошла поглядеть на его зеленые воды, лишь шлепанье и плеск лягушачьих стай нарушил мертвое молчание кладбища. Жанну сопровождал французский капитан Гимо (Guillemot), аристократ, немного позер, но умница, интеллектуал и археолог. Он недавно закончил раскопки церкви на Масличной горе, он нашел там много нового… Что пожелает княгиня (таким титулом начали величать ее местные арабы)? Она хочет приступить к работам немедленно? Что ж, ее будет преследовать удача. Ведь и с покупкой земли через посредника в Бейруте ей сказочно повезло. Она хочет нанять рабочих? Конечно же… вот они, местные арабы. Черные, прогоревшие насквозь на солнце. Они начнут строить гостиницу для ста сорока четырех тысяч, «Отель Мира», «Отель Возрождения» – как будет угодно госпоже Меркус! Только пусть княгиня сама не наблюдает за работами… арабы будут работать полуголыми, а обнажаться перед «френги», даже если она говорит на их языке – они не станут. Неприлично. Достаточно дать им хороший бакшиш, а он сам – капитан Гимо – проследит за работой. Он изучил повадки местных феллахов, турецких чиновников, его уважают угрюмые гордые евреи, населяющие Город. А княгиня может пока разъезжать по стране, рассматривать церкви и руины былых городов… ей будет интересно.